Линия Обороны

Когда Швеция закупает мусор за границей, чтобы поддерживать свои мощности, в этом нет ничего странного. Ведь во своим мусором шведы разобрались. Они довольно эффективно его собирают раздельно, а потом частично перерабатывают, а частично сжигают. Но вот когда мы слышим новости о том, что Россия стала импортировать пластиковые отходы, это похоже на абсурд. В России, которая завалена собственным мусором и до сих пор пребывает в состоянии каменного века в части обращения с отходами, нет ни системы раздельного сбора отходов, ни нормальных полигонов. То, что в России называется полигонами, на самом деле является стихийными свалками различных размеров, которые вызывают массовое отравление окружающей среды и проживающих поблизости граждан.

И тем не менее российские предприятия по перерабатыванию вторичного сырья в 2018 году купили на 32% больше пластика, чем годом раннее. Отмечается, что импорт обошелся в $20 млн. По мнению предпринимателей, импорт пластика растет из-за отсутствия нормализированной системы сбора раздельного мусора. Так, по данным «Гринписа» 94% отходов не сортируются, а отправляются на свалку. Поэтому недостаток сырьем переработчики компенсируют пластиком из-за границы.

В то же время, на строительство полигона в Шиесе, Архангельская область, который должен стать самым большим полигоном в Европе, потрачено уже почти $100 млн — на строительство и охрану от протестующих граждан. Очевидно, что на эти деньги можно было организовать эффективную и современную систему раздельного сбора отходов, а также их переработки.
Опыт всех развитых стран говорит о том, что экономически самый выгодный путь — это развитие инфраструктуры раздельного сбора мусора и переработка на собственной территории. Этот путь и самый экологичный. В России достаточно своего пластикового мусора, а также имеются отечественные технологии по утилизации мусора, и то, что ситуация с мусором развивается в тупиковом и абсурдном направлении свидетельствует лишь об уровне коррупции и ангажированности структур, которые вовлечены в мусорный бизнес.

Интервью Игоря Михайловича Мазурина, доктора наук, который уже тридцать лет занимается изучением диоксинов, и теперь исследует заражение почвы диоксинами через пчелиный мёд.

Мусоросжигание – это не панацея. Пятьдесят лет назад эту панацею наши российские учёные забраковали. Дело в том, что мусор — это многокомпонентная смесь. Он состоит из как минимум двадцати компонентов. Они могут быть жидкие твёрдые и газообразные, и они меняются во времени: запах появляется другой, вчера был один, а сегодня уже другой. Мусор – это динамичная, во времени изменяющаяся смесь, и когда я начинаю её сжигать, в её составе, конечно, есть углеводороды, которые должны сгореть. Но углеводороды тоже разные, допустим, есть пластики, а есть и протухшая каша. И молекулы там не метановые – не CH4, которой дал кислород, и она полностью сгорела. Эти молекулы надо окислить, чтобы превратить их в воду и CO2. Но чем больше молекулы, тем больше должно быть время экспозиции. Время эскпозиции является ключевым моментом для полноты сгорания. В ситуации с мусором разные молекулы приходят все вместе, и получается, что какие-то молекулы сгорели, а какие-то остались несгоревшими, поэтому появляется копоть. А какие-то молекулы остались разорванными, и когда они попадают в холодную зону после пламени, они рекомбинируют. Получается, что они практически возвращаются к прежнему состоянию, но у них появляются помощники, и таким образом образуются диоксины. Диоксины образуются от рекомбинации. Когда я разваливаю углеводородную молекулу, она образуют цепочку типа бензольного ядра, и там присоединяется хлор, бром, фтор или йод, кто-то из них. Откуда они взялись? А я воздух подал, чтобы это всё сгорело. В воздухе всегда есть хлор, его поставляют вулканы, которые ежегодно выбрасывают в атмосферу от одной до десяти мегатонн хлора, и эта масса всё время вращается вокруг Земли. Чистого воздуха в природе не бывает. Он всегда идёт с какими-то примесями. Более того, у меня в сжигаемом продукте может быть хлор. Из бензинов пойдет бром, поскольку у нас нефтепромыслы дают бензины с примесью брома. А много ли их надо, этих диоксинов? Их надо всего десять на минус девятую и до минус двенадцатой степени. Потому что диоксины являются очень неприятными веществами. Они аккумулируются организмом и держатся на жировой ткани, и начальная концентрация, когда они представляют проблему, эту десять на минус двенадцатую степень, то есть это один кубический сантиметр на кубический гектар воздуха. На кубометр воздуха это минус шестая степень, а одни сантиметр на кубический гектар это минус двенадцатая степень. Откуда это узнали? В 50-е годы у немцев была проблема — болезнь хлоракне. Слава Богу, ещё тогда сохранились учёные, которые смогли решить эту задачу. Они объединили два прибора – хроматограф и масс спектрометр. Каждый из этих приборов может определить минус шестую степень, а если количество меньше, то эти приборы начинают выдавать ошибку. И тогда те учёные подготовили материал на хроматографе в минус шестой степени, и потом подали его на масс спектрометр, и тогда они увидели минус двенадцатую степень. Таким образом были обнаружены диоксины, которые и устраивают человеку проблемы со здоровьем.

Диоксины называют супертоксинами. Один кубический сантиметр на кубический гектар воздуха это не шутка. В голову не укладывается. Диоксины страшнее, чем боевые отравляющие вещества.

В середине 50-х годов начались первые конференции по диоксинам, и сначала никто не поверил в эти цифры, в такие малые концентрации. Верили только те, кто это открыл. Но после Вьетнама у всех открылись глаза. Что произошло во Вьетнаме? Американцы выбрасывали на Вьетнам Орандж (Agent Orange), дефолиант, в котором содержались в качестве примесных компонентов диоксины. И этих примесных компонентов было от одного до десяти пропромилле. Пропромилле – это миллионная доля. И этих миллионных долей хватило, чтобы получить три с половиной миллиона уродов. И тогда все поверили, что концентрация диоксинов не должна превышать десять на минус двенадцатую степень. И нормативы по диоксинам в Европе не такие жёсткие, как в Америке. У американцев предельно допустимая концентрация это десять на минус четырнадцатую степень. Наконец, люди поняли кто портит им здоровье.

Соловьёв Андрей Николаевич, предприниматель, ныне, до этого поменял массу разных профессий, много чего видел, много чего знаю, в частности по проблеме, которая является темой нашей беседы могу сказать, что ещё в 1994 году мы вместе с тогдашний префектом Северо-Западного округа города Москвы Парфёновым Валерием Витальевичем создали мусороперерабатывающую станцию, первую в Москве, которая располагалась на территории района Строгино, в промзоне, там, где сейчас располагается универсальный магазин Метро.

Целью нашей деятельности было вырваться из отсталого в представлении развитых стран общества, где даже с мусором не умеют люди разбираться. Поэтому мы весь мусор, который собирался гражданами в районах Щукино, Хорошёво-Мневники, Строгино, Покровское-Стрешнево, свозили на эту мусороперерабатывающую станцию, где мы мусор дробили до того состояния, чтобы его можно было вручную рассортировать, потому что когда привозят целый холодильник или шкаф, то люди физически с ним ничего не могут сделать, его нужно превратить в щепу деревянную или металлическую стружку. Далее этот мусор после сортировки предполагалось использовать в качестве вторсырья для различных отраслей. Ну, по макулатуре всё понятно, по металлолому тоже всё понятно. Пищевые отходы мы использовали для производства компоста. Остальные отходы – пластик и мусор, который никуда неприменим – вывозился на свалку, а пластик тоже шёл на переработку, вернее мы планировали, что он пойдёт на переработку. То, что никуда не пойдёт, это прессовалось в поступивших тогда в Москву современных прессующих мусоровозах, и увозилось на свалку, то есть грубо говоря, маленькие машины приезжали на станцию и после всех этапов сортировки и переработки, одна большая машина с прессующим аппаратом принимала мусор на себя и вывозила. Казалось бы, всё хорошо, всё нормально. Но, все вышеперечисленные процедуры требуют человеческого труда, во-первых. Во-вторых, нужно понимание, куда дальше этот мусор должен поступить для вторичной переработки. И выяснилось, что наша себестоимость работы с мусором достаточно высока, и без поддержки со стороны государства эту проблему решить невозможно. А государство эту проблему решать не захотело. Мне стало понятно, почему бывая в разных странах, в маленьких странах я видел полный порядок в отношении работ с отходами. Бывая в больших странах, я видел почти такой же бардак, как и у нас. И я понял, что Россия – это заложница своих больших территорий. Всегда найдётся овраг, готовый принять на себя этот мусор. Это выгоднее, чем заниматься переработкой. В частности, выяснилось, что все города-спутники Москвы – Долгопрудный, Химки, Красногорск – вернее, не сами города, а их руководители практиковали приём московского мусора, используя под временные свалки рельеф своей местности. Они демпинговали цену на сбор мусора, и наши талоны на приёмку мусора на станцию Строгино всегда оказывались на 30-40% дороже – по самым скромным подсчётам — чем то, что себе могли позволить главы администраций. Поэтому потихонечку это всё сошло на нет. Опять же исходя из того, что кроме макулатуры, да и то в небольшом объёме, никакое вторичное сырьё, кроме металла, конечно, металл граждане уже тогда не выбрасывали, а сами реализовывали, никому особо оказалось не нужным. Потому что в том немногом производстве, которое у нас осталось на тот момент, сырья хватало и первичного. Поэтому когда я слышу разговоры о том, что мусор это золотое дно, мне становится смешно. Все теоретические изыскания проверяются практикой. Я, как человек, который прошёл все этапы работы с мусором, начиная от его вывоза и заканчивая попыткой реализовать вторичный продукт из этого мусора, понял, что в нашей стране, это всё точно ерунда.

Если во главу угла ставить экономику, то человечество пропадёт очень быстро. Экономика – это не та вещь, на которую нужно ориентироваться. Здесь же вопрос выживания. Поэтому все те дополнительные затраты, которые предприятия тратят на весь этот мусор, чтобы его обезвредить, они обязательно должны дотироваться государством как структурой, которая если взялась вести людей куда-то, то хотя бы должна вести и не в могилу.